Бывший пресс-атташе сборной Украины и экс-депутат от партии "Свобода" Игорь Мирошниченко рассказал о своей работе с Григорием Суркисом и Олегом Блохиным.
Вы называете Суркиса олигархом, но вы четыре года работали на него.
— О Григорие Суркисе как о функционере я могу сказать только хорошие вещи. В политике я его не поддерживал, я ему об этом говорил. Готов получить сейчас массу критики, но я считаю, что Суркис в ФФУ был на своем месте. Он принял правильное решение, уйдя из политики. И именно его работа в УЕФА способствует тому, что наша федерация не оказалась на задворках.
Недавно у нас в кругу любителей футбола был разговор о том, что Суркис будто бы уничтожил "Динамо", когда его приватизировал. К сожалению, современный футбол не предусматривает иной модели, кроме той, что им должны заниматься богатые люди. В Украине это олигархи, за рубежом — официальные миллионеры. Судьба "Динамо" могла бы быть такой же, как у киевского ЦСКА.
Сейчас эта олигархическая система убивает наш футбол.
— Надо искать пути к финансированию через меценатов, бизнесменов, крупный капитал. Конечно, не олигархов, мы с ними стараемся бороться.
А как вам работалось с Блохиным, который в то время был депутатом от компартии?
— Он знал, что я ненавижу коммуняк. Но мы с ним никогда не говорили на политические темы, я никогда его не поддерживал в политике. В футболе нам хватало ума, чтобы иметь нормальные отношения.
Неужели так легко удавалось это разграничивать?
— В то время я еще не занимался политикой, хотя у меня всегда была гражданская позиция. Все в ФФУ знали, что я бандеровец, у них не было никаких претензий к тому, что я говорю на украинском, что имею свою политическую позицию, которая отличается от их. Я Суркису говорил, что не поддерживаю его в СДПУ(о), когда он еще активно занимался политикой.
Говорят, Суркис был недоволен вашим участием в оранжевой революции.
— Нет, он как раз к этому относился нормально. А вот на ICTV, где я был ведущим, мне запретили появляться в эфире, ведь я очень жестко конфликтовал с Дмитрием Киселевым, нынешним пропагандистом Путина. Боялись, что я в эфире спортивных новостей начну говорить о политике.
Когда я появился в ФФУ, Блохин очень негативно отреагировал на меня. Он увидел меня по телевизору в первых рядах Майдана и сказал, что это неприемлемо. После того, как он несколько раз не поднял трубку, я написал открытое письмо Суркису и сказал, что всегда был националистом, поддерживаю революцию, но в футболе мой выбор вы знаете. Суркис меня вызвал и сказал: "Слушай, я вообще не имею никаких претензий к твоим политическим предпочтениям. В спорте мы делаем общее дело". После этого Блохин ко мне совершенно изменил отношение, увидел, что Суркис меня поддерживает и с бандеровцами тоже можно общаться.
Какой Блохин в работе?
— Это человек противоречивый. С одной стороны, это — легенда. Но как у человека, у него очень тяжелый характер. Поэтому сначала мне было очень сложно. Я не привык, когда человек без причины может начать всех облагать жесткими словами. Возможно, в футбольных кругах это было приемлемо, но для меня — нет. Поэтому я обратился к нему: "Если у вас есть претензии по моей работе, я готов их конструктивно решать. Если у вас просто эмоции, то проявляйте их на ком-то другом".
После этого он изменился, не допускал в общении со мной мата — понял, что я пришел выполнять свою работу, а не бегать за ним и подносить стул. Блохин относится к человеку так, как человек позволяет к себе относиться. Если массажисты или тренеры позволяли себе посылать, то он это делал. Когда кто-то имел чувство достоинства и мог возразить, он прислушивался.
Блохин — очень эмоциональный, но за счет этого, на мой взгляд, сборная тогда и добилась результата. Его, с одной стороны, боялись, с другой — понимали, что он живет на поле. Он и в политику попал, на мой взгляд, случайно. Политики часто используют известных людей, чтобы повысить свой рейтинг. Я пришел в политику, потому что это был сознательный выбор, а для Блохина работа в парламенте была обременительной. Его имидж использовали коммунисты.